Аннотация
Константин Васильевич Криворотов (1878-1968) прожил яркую, интересную жизнь, принимал участие в важных исторических событиях. Судьба Константина Васильевича представляет для историка значительный интерес, поскольку демонстрирует нам то, как представитель старинного купеческого рода сумел пережить бурную эпоху развития капитализма в России, начавшуюся в 1860-х годах и полностью разорившую его семью, затем окунуться в самый разгар русско-японской войны, где он чудом выжил, и угодил в долгий немецкий плен в годы первой мировой войны. Гражданская война втягивала его в ряды поочередно то Белой, то Красной армий. Затем были коллективизация, голод, борьба с тифом и Вторая мировая война, которая принесла много тяжелых переживаний К.В. Криворотову.
Семья Криворотовых когда-то была достаточно богатой и обеспеченной, с XVIII в. эта фамилия считалась одной из богатейших и уважаемых в Ельце. Родовой дом Криворотовых находился в самом начале улицы Мясницкой (сегодня улица Лермонтова, дом 1). Здесь, в двухэтажном каменном особняке жила вся семья. Хозяйство этой ветви купцов Криворотовых было тесно связано с деревней, вероятно, они занимались торговлей хлебом. В 1860-е годы на хлебном рынке Ельца была огромная конкуренция, подталкиваемая развитием железнодорожного транспорта. Хлебная торговля всё больше монополизировалась, и финансовые дела Криворотовых, по всей видимости, в это время были неважными. В таких сложных условиях, когда требовались большие усилия, чтобы пробиться в новую финансовую элиту города, умирает от туберкулеза глава семейства – биржевой маклер Василий Николаевич Криворотов. На момент смерти дела его были совершенно расстроены.
Вдова покойного, Лидия Павловна, осталась с семью детьми без всяких средств к существованию. Старшим сыном в этой несчастной семье был Константин, успевший тогда окончить 8 классов Елецкой мужской гимназии. Теперь ему пришлось заниматься подработками в Ельце, совмещая их с уроками. Лидия Павловна также бралась за любую работу, чтобы прокормить семью, небольшой доход приносила сдача комнат в доме гимназистам.
После окончания гимназии Константин поступил в Московский университет на медицинский факультет, который окончил в 1902 г. Тогда же он был удостоен дворянского звания. Затем Константин вернулся в Елец, где работал врачом-экстерном в местной городской больнице, а через 9 месяцев его назначили в Брянск на должность младшего врача в 144 пехотный Каширский полк. Константин не забывал о помощи своей семье, при его содействии поступили в Московский университет два младших брата, один на юридический факультет, а другой на историко-филологический.
В 1904 г. началась война с Японией, и К.В. Криворотова отправляют врачом на дальний Восток. Здесь начинаются его жизненные скитания, которые он подробно описывает в публикуемой биографии. В последние годы жизни он работал врачом в Горьком (Нижнем Новгороде), где и был похоронен после смерти в возрасте 90 лет.
Незадолго до смерти К.В. Криворотова сестра его жены обратилась к нему с просьбой написать для нее свою биографию, которую мы и публикуем ниже. Эта автобиография содержит, главным образом, рассказ о событиях до окончания гражданской войны. До отправки своей биографии он послал Зинаиде свою официальную автобиографию, которую мы также посчитали нужным включить в текст.
Показательно, что Константин Васильевич настаивал на возвращении ему его письма, что и было сделано. После его смерти весь домашний архив оказался у его правнучки – Александры Зеленской, которая покинула Россию и увезла эти документы заграницу. Она же обнаружила рукопись биографии. Пользуясь случаем, хочу выразить благодарность Александре за сохранение и возможность публикации этих ценных материалов.
Публикация рукописи осуществляется с соблюдением авторской орфографии и стилистики, автор активно использовал сокращения в тексте, мы же печатаем текст без авторских сокращений.
Д.А. Ляпин
Annotation
Konstantin V. Krivorotov (1878-1968) lived interesting lives, he took part in important historical events. The fate of Krivorotov is for the historian of considerable interest, because it shows us that, as a representative of an old merchant family managed to survive the tumultuous era in the development of capitalism in Russia, which began 1860-ies and completely destroyed his family, then to plunge into the midst of the Russian-Japanese war, where he miraculously survived, and ended up in a long German prisoner during the first world war. The civil war had dragged him into the ranks turn White, then red armies. Then there were the collectivization, famine, fighting typhus and the Second World War, which brought many hard feelings K.C. Krivorotov.
Family Krivorotov was once a very rich and wealthy, from the XVIII century; this name considered most respected in Yelets. Ancestral home Krivorotov was in the beginning of the street butcher (today Lermontov Street, 1). Here lived the whole family. The economy of this branch of merchants Krivorotov was closely associated with the village, probably; they were engaged in grain trade. In the 1860-ies on the grain, market of Dace was huge competition, fueled by the development of railway transport. In such difficult conditions, when it required a great effort to get into the new financial elite of the city, dying of tuberculosis, the head of the family – stockbroker Vasily N. Krivorotov. At the time of death his works were completely baffled.
The widow of the deceased, Lydia, was left with seven children without any means of livelihood. The eldest son in this poor family was Constantine, who then graduate from 8th grade Eletsky gymnasium. Now he had to take part-time work in Yelets, combining them with the lessons. Lydia also undertook any work to support the family, little income brought renting rooms in the house the students.
After graduating from high school Constantine entered the Moscow University medical school, from which he graduated in 1902 he was awarded the noble title. Then Constantine returned to Dace, where he worked as a doctor in absentia at a local hospital, and after 9 months, he appointed to Bryansk as a junior doctor in 144 infantry Kashirskaya regiment. His family, did not forget Constantine with his assistance, he entered the Moscow University two younger brothers, one at the faculty of law and the other on the history and Philology.
In 1904, the war began with Japan, and K. C. Krivorotov send a doctor to the far East. Here begins his life of wandering, which he describes in detail in the published biographies. In the last years of his life he worked as a doctor in Gorky (Nizhny Novgorod), where he was buried after his death at the age of 90. Shortly before his death, the Krivorotov the sister of his wife approached him with a request to write her biography, which we publish below. This autobiography contains mainly the story of the events before the end of the civil war. Before sending his biography he sent Zinaida his official autobiography, which we also thought it necessary to include in the text.
It is significant that Krivorotov insisted on returning him his letters, and it was done. After his death the entire home archive turned out to be his great-granddaughter — Alexandra Zelensky, which left Russia and took these documents abroad. She found the manuscript of the biography. Taking this opportunity, I would like to thank Alexandra for the preservation and publication of these valuable materials. Publication manuscripts are subject to the author’s spelling and stylistics, the author actively used abbreviations in the text, and we print the text without the author’s abbreviations.
Denis A. Lyapin
О публикации
Воспоминания К.В. Криворотова (1878-1968)
(Konstantin V. Krivorotov and his memories)
Автобиография (дата не проставлена)
Родился в 1878 году. К тому времени, к какому относятся мои более или менее сознательные воспоминания моего детства, — отец был служащим на хлебной бирже в уездном гор. Ельце, бывшей Орловской губернии, мать – домохозяйка. Зароботок отца был так невелик, что уже мальчишкой – с 4-го класса гимназии – я принужден был зарабатывать на себя репетированием млодших учеников за 4-5 рублей в месяц. Отец умер от туберкулеза, когда я был в 8-м классе; мать осталась без всяких средств к жизни с 7-ю чел. детей, из которых я был самый старший.
Мать стремилась дать нам образование и на занятые деньги – с 29-ю рублями в кармане – я уехал в Москву и поступил на медицинский факультет.
Не имея пока никаких денежных перспектив в ближайшем будущем, я в первый месяц в Москве пообедал (по 30 коп.) только 4 раза по воскресеньям, остальные дни довольствовался только чаем с хлебом утром и вечером, издержав таким образом на питание за первый месяц около 4-х рублей. – В дальнейшем мне дали стипендию 19 руб. в месяц; кроме того все студенческие годы – и в учебные месяцы и в летние каникулы – я должен был заниматься репетированием и свой заработок посылать матери на прожитие с младшими детьми.
По окончании медфака, я был назначен на службу в 1903 году младшим военным врачом в пехотный полк в городе Брянске. Но прослужил там только несколько месяцев, т.к. началась война с Японией и я был послан на Дальний Восток на фронт. Отбывал всю осаду крепости Порт-Артура, работая в крайне тяжелых условиях.
По возвращении в Россию и по окончании войны, опять был возвращен в свой полк, но пробыв там около 2-х месяцев, откомандирован в тот же Брянск на военный сухарный завод, где и работал одним врачем около 8-ми лет.
За пол года до начала Русско-Германской войны, возвращен был в полк и в первые же дни мобилизации послан был с ним на Западный фронт. На фронте пробыл только недели 3 и 16/VIII в бою под Грислиником был взят вместе с Самсоновской армией в плен. Пробыл в плену в разных лагерях военнопленных за колючей проволокой 4 года и 2 ½ месяца, все время работая в крайне тяжелых условиях, как врач, в этих лагерях, амбулаториях и лазаретах наших русских пленных.
По возвращении в Россию в конце 1918-го года, в виду крайнего упадка сил и истощения – потерял около 1 ½ пуда в весе (24 кг) – на 2 месяца получил отпуск, а по окончании его назначен в Красную армию врачем для поручений на эвакуационный пункт в своем городе Ельце. Но через месяц-полтора командирован с отделением эвакопункта на южный фронт сначала в Волуйки, а потом в Кунянск [1]. Здесь работал как н-к начальник эвакопункта, как врач бывшего при нем стационара и как руководитель эвакуации раненых и больных главным образом сыпнотифозных. Сам заразился и заболел сыпным тифом.
В начале лета линия фронта приблизилась к самому Кунянску; накануне взятия его белыми, был забран из больницы, где лежал, для эвакуации и погружен в самый последний эшелон, отходивший, когда под городом была уже пулеметная стрельба. Утром наш хвостовой эшелон, вместе со многими другими, был обстрелян, окружон и взят в пленю – Из Кунянска был направлен в Ростов-на-Дону в тамошнее санитарное управление; здесь был осмотрен врачебной комиссией и признан негодным ни к какой работе на 6 недель после перенесенного тифа. Затем был послан работать младшим врачем на санитарный поезд. На поезде я около 2-х месяцев проболел брюшным тифом.
При взятии Новороссийска Красной армией, я был освобожден из плена и назначен на тот же самый санитарный поезд старшим врачем, и остался работать на Кавказском фронте.
По окончании военных действий в 1921-м году, по распоряжению Главсанупр. [2], переведен на службу в Горький, где и был демобилизован.
Первые 10 месяцев работал ординатором. 1-й Советской больницы Сталинского района. В 1922-м году поступил на службу на железную дорогу – сначала Заведущим санотрядом, а по расформировании его, с 1-го января 1923-го года Заведующим Нижегородским врачебным участком (ныне поликлиника).
Когда через 1½ года участок в административно-хозяйственном отношении объединился с Узловой больницей – остался на нем амбулаторным лечврачем (лечащим врачем).
В бытность Заведующим врачебным участком положил начало организации дифференцированной спецпомощи больным, вместо практиковавшегося до того общего приема, часто даже не врачебным, а фельдшерским персоналом). За недостатком врачей работать приходилось в это время до 16-ти часов в сутки (за 1 ставку).
В год начала коллективизации, когда был дан лозунг «врачи в колхозы», первым из всего коллектива вызвался добровольно ехать на работу в колхоз; по возвращении оттуда привез одобрение и благодарность за свою работу.
В 1932 году, когда на Дальний Восток потребовались командировки многих железнодорожников и в том числе врачей, и когда ни один врач из всего Горьковского коллектива, невзирая на категорические предписания Трансанупра [3] не хотел ехать – врач Криворотов, имевший уже за плечами тяжелую скитальческую жизнь, 30 лет врачебного труда и 54 года от роду, один из всех вызвался добровольно ехать на неизвестное, несмотря на то, что о кандидатуре его не было и речи. Поехал, пробыл там около полгода, работал там на сыпном тифу на врачебном участке, трижды премирован, получил звание ударника, а привезенный им отзыв о работе распоряжением Н-ска ТСУ был перепечатан и оставлен в ТСУ, как образец, достойный подражания.
В 1936 году, при выделении Горьковской дороги переведен на работу в Дорсанотдел [4]. За неутверждением на 1937-й год в смете ДСО штатной единицы на занимаемую должность – переведен заведующим учебной частью вновь формируемой фельдшерской школы при Узловой больнице. Здесь, несмотря на отсутствие твердой сметы, средств, помещений, хоть каких-нибудь руководящих указаний и т.п. – на пустом месте – школа была открыта уже в месячный срок и работает успешно до сих пор. Из-за снижения зарплаты по вновь присланной смете до 335 рублей (при 35-ти летнем стаже) оставил работу в школе и перешел снова с сентября 1937 года в поликлинику на должность дежурного врача.
Горький, Врач поликлиники при ст. Горьк. Ж.д. К. Криворотов
[1] Кунянск – город в Харьковской области.
[2] Главного санитарного управления.
[3] Транспортного санитарного управления (ТСУ).
[4] Дорожный санитарный отдел.
12.V.63 г. Горький
Милая Зинуша! Этим начинается мое повествование. Начинай чтение с официальной автобиографии когда-то написанной для представления ее куда-то по начальству. А по ходу действия втискивай в ее чтение кое-какие дополнительные подробности в виде разных письменных приложений или воспоминаний. Здесь не требуй особенно точной хронологии и последовательности и складности изложения, учитывая, что время давнее и память может подводить.
Родился я 84 года тому назад в старинном городе Ельце Орловской губернии, насчитывавшем около 60 тысяч жителей; город старинный купеческий, торговый. Из промышленных заведений помнятся три: мукомольная мельница, табачная (махорочная) фабрика и колокольный завод; были базары, мясные и рыбные ряды; на главной улице несколько магазинов, а то простые лавки. Ближайшие родственники были купеческого звания, одновременно и помещиками: в городе имели свои каменные дома, а в уездах при деревнях имения с посевными площадями, у некоторых с конскими заводами. Наша семья была из небогатых, имела хлебную (зерном) небольшую торговлю с помещиками, а при дедушке (которого я не застал в живых) еще какую-то торговлю с Украиной, куда ездили еще на лошадях, в том числе ездил молодым еще мой отец с братом. Последний, любимец моей бабушки, заболел там и умер и похоронен, и как будто в память его и по желанию бабушки я и назван Константином. Папины торговые дела и до того ведшиеся в небогатых размерах, потом пошатнулись (-за кого-то, как говорили поручился-) и он выйдя из купеческого звания перешел уже на службу на хлебную биржу, где и работал до конца своей жизни.
Уклад нашей домашней жизни был типичным для того времени: родились, крестились на дому или в церкви, чтили праздники, ходили в церковь, соблюдали посты, масленицы; с утра пили чай из самовара, обедали, потом вечерний чай и обязательно ужин такой же, как обед. Что бы не терять престиж у граждан, соблюдался своего рода этикет. Например наша приходская церковь от дома была ровно 2 коротеньких квартала на нашей же улице [1]. Но бабушка никогда не ходила туда пешком (даже когда «обедняли»), а запрягалась в пролетку лошадь и кучер отвозил ее, скажем, к всенощной; оттуда возвращался домой и запряженная лошадь стояла на дворе под навесом, а к концу всенощной «к третьему звону» кучер опять ехал за бабушкой и по этим двум кварталам привозил ее домой – иначе было бы вроде как стыдно, если Капитолина Матвеевна Криворотова шла целых 2 квартала пешком. Мама была дочерью одного управляющего в имении какого-то богатого барина в соседнем уезде (приезжал по тогдашнему барин в свое имение очень редко). Маму сосватали и выдали замуж, кажется, когда ей было 16 лет – первое длинное платье ей шили к венцу. Мама по-тогдашнему была довольно интеллегентным человеком, дома как будто имела даже гувернантку, любила читать и когда пришло время очень хотела, чтобы все мы ее дети получили образование; в доме пользовалась любовью бабушки, была очень авторитетным человеком у папы и по своему ласковому характеру пользовалась везде уважением и любовью. Оставшись после смерти папы (он умер от туберкулеза) с семью человеками детей (я был тогда в 8-м классе гимназии) и без всяких средств к жизни, подрядилась брать с мельницы работу: шить для муки мешки –«пудовички» и стала брать на квартиру и в «нахлебники» гимназистов из уездов. Домашние же работы до последних дней ее жизни были безотказно у нее на руках, в последние годы, едва шевелившихся (умерла она от туберкулеза). В результате забот мамы мы дети получили такое образование: обе сестры окончили гимназию и старшая вскоре вышла замуж за железнодорожного техника дорожного мастера; другая после гимназии два года училась в Москве на курсах медицинских сестер, а потом в своем Ельце служила в конторе натариуса. Братья: я окончил медицинский факультет, другой брат – юридический, третий – историко-филологический и был в Ельце директором прогимназии, четвертый, не окончив гимназии, ушел на военную службу вольноопределяющимся, попал в русско-германскую войну на фронт [2], вернулся хромым инвалидом и служил в банке (умер, как и вторая сестра, от туберкулеза), пятый – еще не окончивший гимназии, в гражданскую войну в числе многих других молодых ребят-ельчан был принудительно уведен генералом Мамонтовым (из белой армии) при его известном рейсе по тылам войны, после чего след его потерялся и чем и где кончилась его жизнь неизвестно [3].
Бабушка прожила довольно долго и умерла по теперешнему от «гипертонической болезни», которой тогда еще не знали. Мы с Марусей захватили ее уже базпамятным гипертоником, когда приезжали в Елец в первые годы после нашего брака.
Когда после 4-х летнего плена в Германии я вернулся в Елец, во время моего отсутствия уже произошла Октябрьская революция и тихая, обывательская жизнь в старом купеческом Ельце значительно перевернулась. Постепенно сошли «на нет» купцы-помещики, ушла со сцены тихая обывательская жизнь с ее привычным укладом, времяпровождением и развлечениями вроде кулачных боев, травли специально разводимых звероподобных «меделянских» собак-волкодавов, петушиных боев и т.д. и т.п. [4].
Далее длинная полоса моей жизни переносится в город Брянск, общим своим укладом близкий к Ельцу (братья одной и той же губернии), но все-такинесколько более живой может быть благодаря узлу железных дорог и массы военных.
…Не желая прерывать целостности описания жизни Ельца и нашей старой семьи Криворотовых, я забежал несколько вперед, пропустивши важный этап в моей личной жизни: по окончании медфака в октябре 1902 года я, до получения назначения на постоянную службу, работал практики ради врачем-экстерном в нашей Елецкой городской больнице и через 9 месяцев получил назначение в город Брянск младшим врачем в стоявший там 144-й пехотный Каширский полк. Но прослужил здесь только несколько месяцев, т.к. началась русско-японская война внезапным наподением японцев на Порт-Артур и я переведен был младшим же врачем в числящийся в его гарнизоне 13-й восточно-сибирский стрелковый полк [5]. В самом начале войны полк находился в разных местах сухопутного фронта крепости участвуя в полевых боях – «позиции Кинг-джоу», «Волчьи и Зеленые горы» — а в июле месяце включился в самою крепость. Ее окружали тесным кольцом и с моря и с суши японский флот и армия и поэтому никаких пополнений гарнизона ни людьми, ни продовольствием, ни орудиями, ни снарядами – не было. Осада крепости и ее жизнь очень правдиво описаны в общеизвестной книге «Порт-Артур» Степанова [6]. Моя врачебная работа на передовых перевязочных пунктах на разных фронтах протекала в тяжелых условиях. Часто под обстрелом. Численность гарнизона без пополнения быстро таяла; передовые позиции часто пополнялись выписанными из госпиталей инвалидами; от недоедания больше половины защитников крепости болели страшной болезнью – цингой. Не смотря на геройскую защиту позиции одна за другой переходили в руки японцев; флот после неудачной попытки прорваться из Артура во Владивосток был окончательно заперт от моря во внутреннем рейде и когда наконец японцы взяли гору «Высокую», они получили возможность обстреливать корабли прицельным огнем и быстро пустили его на дно. Взяты были самые важные фронты № 2 и № 3 и на очереди стоял только безнадежный бой на улицах. Тогда командование пошло на переговоры с врагом и капитулировали крепость.
По договоренности все остатки армии уходили в плен. А носители красного креста – врачи, фельдшера, медсестры, санитарки и служители, духовенство, а также калеки и инвалиды (не способные по японским военным законам носить оружие) отправлялись в Россию. Два бывших в полку (кроме меня) врача назначены были сопровождать остатки полка до Японии, а третьего – меня оставили пока в Артуре, сдавши мне письменно в один день 24-го декабря 1904 года 800 человек больных и раненных, негодных пока к эвакуации. При них осталось персоналу: один врач – я, 1 школьный фельдшер, 3 ротных, 3 санитарки и 1 надзиратель = всего 9 человек!!! Эти 809 чел. были прикомандированы на питание к остающемуся пока в Артуре в бараках на том же дворе, где и мы, к русскому госпиталю, у которого было: 5 чел. врачей, около 100 ч. среднего и младшего персонала и всего около 100 чел. больных. Я пытался просить главного врача взять у меня часть самых тяжелых больных, но он категорически отказался под разными предлогами. Тогда на завтра я поехал к начальнику оставшегося в Артуре Красного креста с докладом об этом положении.Он обещал завтра же приехать к нам и решить вопрос на месте. – Приехал, осмотрел мои 4 барака. Госпиталь и дает предписание мне и главному врачу: «мне снести в 2 барака всех самых трудных больных и передать их госпиталю», а главному врачу принять их!!! С 400 больными, хотя нас осталось все те же 9 человек, — мы все же справились.
По мере подбирающихся для выписки, ко мне приходили 2 японских врача и сортировали выписных: способных носить оружие – в плен, не способных – к отправке в Россию. Когда таким образом мои бараки месяца через 2 ½ опустели, наш маленький персонал тоже был эвакуирован в Чифу в распоряжение русского консула. А тот на зафрактованном для эвакуируемых немецком пароходе – в Россию до Одессы. Этого парохода мы ожидали недели 2 в Шанхае и когда таких пассажиров набралось 200 человек тронулись в путь с остановками во многих попутных портах для погрузки, для продовольствия и т.д. (Сингапур, Коломбо, Аден, Перим и др).
Когда шли по индейскому океану [7] получили сведения о гибели шедшего на помощь Артуру нашего второго флота под Цусимой… Прошли по Суэцкому каналу, тогда настолько узкому, что два встречных парахода могли разойтись только на «разъездах» и мне казалось, что стоя на палубе, я могу добросить камень хочу в Азию, хочу в Африку. Путешествие прошло в общем благополучно, хотя испытали бурю в Индейском океане и небольшое столкновение с грузовым пароходом перед Одессой. Прибывшие на родину порт-артурцы получили по 6 месяцев отпуска с сохранением полной зарплаты. По окончании его я вернулся опять в город Брянск в свой 144-й Каширский полк.
Пробыв в полку около 2-х месяцев, был командирован в том же городе Брянске на военный «Сухарный завод», где проработал одним врачем (амбулаторный) около 8-ми лет, обслуживая 300 чел. команды солдат и 8-10 квартир офицеров и чиновников. По зимам в этот район Брянска («Привокзальная слобода») приходил из г. Рославля один батальон Невского полка, который тоже амбулаторно обслуживалась мной.
Этот отрезок моей жизни протекал при необременительной службе и хороших бытовых условиях; через год с небольшим я женился и обзавелся семьей – 4 человек детей.
За полгода до начала первой русско-германской войны был откомандирован от Завода в свой полк и в первые же дни мобилизации в должности старшего врача был направлен с полком на Западный фронт. На фронте пробыл всего недели 3 и 16/VIII 1914 г. в бою под Грислиненом у Мазурских озер был взят в плен в месте со всей Самсоновской армией [8]. Пробыл в плену 4 года и 2 ½ месяца, работая все время в крайне тяжелых условиях за колючей проволкой в разных (8 штук) лагерях, амбулаториях и лазаретах наших русских военно-пленных. Здесь мы пленные особенно страдали от двух вещей: голода и сыпного тифа. В лагере «Котбус» содержалось около 10000 человек пленных, попавших в плен главным образом в августе с Самсоновской армией; а первый раз они попали в баню (когда она была устроена) – в январе месяце!!! В результате на людях была такая масса вшей, что если лежит снятый с такого человека мундир, — то кажется, что он, как живой шевелится. Из бывших в лагере десяти тысяч переболело шесть с половиной тысяч человек!!! В разгар эпидемии из амбулатории, случалось, отправляли в лазарет (такой же двухярусный барак, где на нарах и под нарами лежали вплотную три соломенных грязных матраса, подушка и одеяла) до 150 больных в день!!! В лагере нас врачей работало 45 человек. Из них сами заболели сыпным тифом 25 человек, пятерых мы схоронили….
Постепенно пищевое довольствие начало падать в лагере все ниже; особенно для русского человека был чувствительным недостаток хлеба, которого к концу войны выдавалось только по 250 гр. на день. Там я впервые увидал как «пухнут с голоду». Сам я не болевший в плену, при возвращении домой, оказалось потерял 1 ½ пуда весу; вся оставшаяся дома моя одежда висела на мне, как на вешалке и многое пришлось перешивать.
Помимо чисто медицинской работы (лечебной) я выполнял функции «лагерного врача» — хозяйственно-административного порядка с уклоном в санитарию. На этой почве обычно отвоевывал у немцев, что можно, для пленных, за что всегда пользовался расположением последних (см. благодарственное письмо от 17 января 1917 года лагерь Черск за 111-подписями). Если не обращать внимание на некоторые выражения и стиле тогдашнего времени, письмо по выраженным в нем чувствам и по оценке моей деятельности – для меня очень ценно [9].
К концу 1917 года война России с Германией прекратилась, в России произошла революция, а мы все еще продолжали сидеть в плену и только 8-го октября 1918-го года на самый праздник Октября были на санитарном поезде привезены в Петроград, украшенный плакатами «Добро пожаловать в свободную Россию!» Пару дней мы прожили здесь, потом дня на два перевезены в Москву в какой-то госпиталь или эвакопункт, где к слову сказать, набрались вшей немного меньше чем в Котбусе. Отсюда был направлен в свой город Елец на Елецкий эвакопункт на должность «врача для поручений» уже в Красной Армии. Вернулся я из плена вместе с братом Николаем, который тоже был в плену на Австрийском фронте и с которым мы съехались в Германии в последнем отправном лагере. По прибытии в Елец в в иду крайнего упадка сил и питания (потерял 1 ½ пуда весу) мне был дан двухмесячный отпуск. Однако через месяц-полтора с отделением эвакопункта был командирован на южный фронт сначала в г. Валуйск, а оттуда вскоре же в г. Кунянск. Здесь работал как начальник эвакопункта, как врач бывшего прои нем стационара и как руководитель эвакуации раненых и больных главным образом завшивленных сыпнотифозных; сам заразился и заболел сыпным тифом. В виду моего тяжелого состояния из Ельца была вызвана ко мне жена, которая оставив 4-х детей в Ельце у бабушки приехала в Кунянск. В начале лета линия фронта приблизилась к самому Кунянску и накануне взятия его белыми я был забран из больницы и погружен в самый последний эшелон (вагоны-теплушки), отходивший, когда под городом шла уже пулеметная стрельба.
Утром, когда наш хвостовой эшелон, успевший отъехать только верст 7, вместе со многими другими был обстрелян из взятого за ночь Кунянска, окружен и взят в плен вместе с эвакуировавшейся в одной теплушке со мной моей женой. Через короткое время, по восстановлении железнодорожного движения после боев был отправлен без всякого конвоя, а также с врученном мне запечатанном пакете вместе с женой в Ростов-на-Дону в тамошнее Военно-Санитарное Управление. По прибытии туда был освидетельствован врачебной комиссией, признан негодным ни к какой работе на 6 недель после перенесенного тифа, по истечении которых должен явиться на комиссию вторично. Совершенно неожиданно случайно в Управление зашел врач, с которым 4 года тому назад мы были вместе в плену в Германии, а теперь работает старшим врачом санитарного поезда в белой армии. Узнав о моем безвыходном положении он предложил мне поступить к нему в поезд младшим врачом (взяв с собой жену), что он здесь легко может оформить и сегодня же вечером приходить обоим на поезд, заполненный больными и ранеными, которых они везут на Кавказ. «Пока поправитесь – будете лежать в своем купэ, а потом станете помогать мне», — сказал он. Я согласился и вечером того же дня мы заняли с женой отведенное нам при вагоне-перевязочной двухместное купэ, в котором проездили около года вплоть до освобождения нас из плена Красной Армией при взятии Новороссийска. За это время я успел проболеть в нашем поезде около 2-х месяцев брюшным тифом. Работа, когда поправлялся, была мне знакома и посильна, бытовые условия жизни неплохие.
Незадолго до освобождения нас из плена Старший врач перевелся с поезда куда-то на другое место и я остался одним врачем за старшего и младшего. При освобождении нас Красной Армией из плена мы попали сначала в распоряжение Новороссийского Красного Креста, который назначил меня Старшим врачом на том же бывшем моем поезде. Жену при первой возможности, я отправил к детям в Елец, а сам остался работать со своим поездом на Кавказском фронте…
По окончании военных действий в 1921-м году распоряжением Главного Санитарного Управления был переведен на службу в г. Горький и на следующий год демобилизован. Первый год в Горьком работал ординатором в гражданской («бабушкинской») больнице, в 1922-м году перешел на железную дорогу, где и проработал вплоть до ухода на пенсию (с 1/Х/56) на разных должностях 35 лет, а всего стажа работы врачом с окончания медицинского факультета – 54 года….
За этот период времени были командировки с железной дороги на другие работы и первая в год начала коллективизации (см. (смотри) в автобиографии отмечено красным стр. (страница) 6 и 7): и протокол правления колхоза «Новый путь» болтинского сельского совета № 32 от 8/VII/35.
В 1932-м году командировка на Дальний восток на Уссурийскую железную дорогу (см. автобиографию страницы 6 и 8, отмечено синим). Далее смотри приложения:
1) Докладная записка начальнику Транспортного Санитарного Управления
2) Отзыв врачу Криворотову от Облучьевской железнодорожной больницы Уссурийской железной дороги от 1/VII/32
3) Выписка из протокола той же больницы от 3/III/32 и
4) Выписка из протокола больницы от 28/IV/32
За время 35 лет работы на железной дороге в Горьком занимал наиболее ответственные и продолжительные следующие должности:
1) Начальник поликлиники и прилегающего к ней врачебного участка.
2) Инспектор по учету и подбору кадров дорожно-санитарного отдела дороги
3) Заведующий учебной частью акушерско-фельдшеровской школы и
4) Последние 18 лет врач скорой помощи.
В 1947-м году Приказом Начальника Горьковской железной дороги от 29 апреля 1947 года «За честное и добросовестное отношение к работе по медицинскому обслуживанию железнодорожников и членов их семей» объявлена благодарность с выдачей денежной премии Криворотову К.В. (См. выписку из приказа от 17/ V/47.)
20/IХ/63 К. Криворотов (подпись).
[1] Фамильный дом Криворотовых находился на перекрестке современных улиц Лермонтова и Ани Гайтеровой, церковь о которой идёт речь – Сретения Господня была снесена в 1969 г.
[2] Русско-германская война – речь идёт о Первой мировой войне 1914-1918 гг.
[3] Рейд генерала Белой гвардии К.К. Мамонтова произошел летом 1919 г. 31 августа 1919 г. его войска взяли Елец. Во время своего пребывания в городе К.К. Мамонтов провел в городе мобилизацию мужского населения. Это было связано с тем, что сам рейд белогвардейской конницы был отчасти вызван мобилизацией в регионе мужчин в ряды Красной Армии, теперь, требуя подтвердить свою преданность Белому делу, К.К. Мамонтов обязал мужчин вступить в ряды возглавляемых им войск.
[4] «Меделянские собаки» – порода догов (от Mediolanum, латинского названия города Милан). Одна из самых крупных пород; большеголовая, тупорылая, гладкошерстая, происходит от древних ассирийских и египетских травильных собак, проникших сперва в Грецию, потом на Аппенинский полуостров, и затем распространившихся по всей Европе.
[5] Бой за Порт-Артур состоялся в ночь 26-27 января (8-9 февраля) 1904 г.
[6] Степанов А.Н. Порт-Артур. М., 1944.
[7] Т.е. по Индийскому океану.
[8] Здесь упомянут трагический эпизод начала Первой мировой войны. Генерал Александр Васильевич Самсонов в начале боевых действий командовал 2-ой армией на границе с Германией. В ходе Восточно-прусской операции 1914 г. его армия потерпела тяжелое поражение и была окружена. После неудачных попыток выйти из окружения А.В. Самсонов застрелился.
[9] Здесь в рукописи следует подпись: К. Крив.
Вот сколько времени милая Зинуша, протянул, исполняя твою просьбу. Конечно все бы это закончил гораздо скорее, но «рад бы, да грехи не пускали». Конечно можно бы изложить получше, посвязнее, пограммотнее, ноя не так уж стал работать, как, вижу сам, было раньше. Пусть уже будет так, как написалось.
На днях получил посылочку от Алексея Гавриловича с письмом, из которого узнали о его и вашей (вернее) жизни – а то давно писем из Брянска у нас не было. Отвечая ему я просил передать привет и тебе с Вячеславом (а может и письмо наше отдавал вам почитать). Когда будете читать мою повесть, может и он поинтересуется послушать. Жаль он очень коротко написал о заезде к вам Московско-Ленинградских туристов. Может ты подробнее черкнешь о их пребывании и о впечатлениях о них. Будем ждать от тебя обстоятельного письма обо всем и в частности о моей рукописи с приложениями…
А то стихотворение, об котором я у тебя спрашивал и ты не могла вспомнить я нашел в подлиннике и оказался прав это Некрасова «Прекрасная партия». На этом, наконец закругляюсь. Целую.
Р.S. По прочтении мое повествование с приложениями подлежит возврату.