«На дальних подступах к великой реформе: крестьянский вопрос в России в царствование Николая I: исследование и документы»

Размышления о книге Т.В. Андреевой «На дальних подступах к великой реформе: крестьянский вопрос в России в царствование Николая I: исследование и документы» (СПб.: Историческая иллюстрация, 2019 – 728 с.). Долгих А.Н. (Липецк)
Reflections about the book T.V. Andreyeva «On long approaches to the great reform: the peasant question in Russia in the reign of Nicholas I: research and documents» (St. Petersburg: Historical Illustration, 2019. – 728 p.). Dolgikh A.N. (Lipetsk)

Тема книги известного петербургского историка Т. В. Андреевой не нова. Вопросами подготовки широкой крестьянской реформы в России в эпоху правления Николая I особенно активно занимались в дореволюционный период ряд крупных историков – В. И. Семевский, А. П. Заблоцкий-Десятовский, В. О. Ключевский, Н. К. Шильдер, А. А. Корнилов, А. А. Кизеветтер, М. А. Полиевктов, а также ряд отечественных исследователей советского времени – А. Е. Пресняков, Н. М. Дружинин, А. И. Ловков, Т. Г. Архипова, П. А. Зайончковский, Н. П. Ерошкин, Л. Г. Захарова, В. И. Крутиков, Н. И. Сергеева, М. А. Рахматуллин, Н. Г. Сладкевич, С. В. Мироненко и др., в постсоветское время – А. Н. Медушевский, А. Н. Цамутали, Б. Н. Миронов, И. В. Ружицкая, В. А. Томсинов, П. Д. Николаенко, Н. В. Дунаева, Л. В. Выскочков, И. И. Воронов, И. А. Христофоров и др.

Специфика проблемы заключается в том, что общий взгляд на попытки преобразований в правительственной политике в данной сфере во второй четверти XIX в., в целом, уже сформировался. Исследователи, как правило, останавливаясь на причинах данного явления, кратко перечисляли основные параметры деятельности ряда секретных комитетов николаевского царствования, не углубляясь монографически, за исключением Мироненко, в изучение работ какого-то определенного комитета. Поэтому работы на эту тему отличались лишь нюансами и некоторым разнообразием в оценках – от полностью негативных, как, например, у Н. П. Ерошкина, до более умеренных (с высказыванием некоторого сожаления о том, что планы властей не реализовались) – у И. В. Ружицкой. Заметим, что автор изучаемой нами работы старается не давать подобных оценок вообще.

Одной из причин такой ситуации в историографии является до настоящего времени наличие огромного массива документов по данной проблематике, в котором легко утонуть. В то же время лишь незначительное количество записок и проектов по крестьянскому вопросу доступно исследователю в печатном варианте. Автор данного издания пытается частично восполнить этот недостаток. Работа Т. В. Андреевой представляет собой значительный объем документов николаевской эпохи, связанных с решением в высших правительственных кругах и в среде дворянства данного вопроса с комментариями автора и большой вводной статьей, занимающей примерно четверть объема всей книги. Остановимся сначала на анализе этой первой вводной части.

Не повторяя весь набор фактов и описаний политики самодержавия и деятельности секретных комитетов по крестьянскому вопросу этого периода, автор просто дает им характеристику и выделяет их некоторые особенности. Обратим внимание на некоторые новации в оценках данных сюжетов Т. В. Андреевой. Анализируя этот «инкубационный период» для будущих Великих реформ эпохи Александра II, автор указывает, что речь здесь шла «не об одномоментном акте освобождения» крестьян, а «о постепенном процессе изменений в крепостном праве, об осторожных преобразованиях в системе его институтов, конечная цель которых – ликвидация крепостничества». По мнению историка, «николаевская консервативная концепция развития России была основана на главной идее о деструктивности форсированного движения к историческому прогрессу и опасности ускоренной ломки существующих порядков». При этом «в условиях неготовности страны к кардинальным преобразованиям», как считали Николай I и его окружение, была выдвинута лишь «концепция приспособления традиционных национальных институтов, прежде всего крепостного права, к новым историческим условиям, с опорой на существующие сословно-государственные учреждения». В этой связи автор настаивает на несколько странном положении о том, что «жесткая взаимосвязь самодержавия и крепостного права, лежащая в основании всего «государственного тела» России – основополагающая идея правительственных поисков решения крестьянского вопроса в царствование Николая I».

Отсюда проистекала, по мнению Т. В. Андреевой, и неэффективность этой политики в ту пору, но зато одновременно были подготовлены «идеологическая, законодательная и практическая основы для проведения крестьянской реформы 1861 года и взращена «просвещенная бюрократия», ее осуществившая» (с. 6, 9-10, 563).

Рассматривая предпосылки «крестьянского» реформаторства Николая I, историк обращает внимание на разницу в подходах к данному вопросу этого монарха с его предшественниками. Так, реформаторство в данной области Павла I объясняется автором книги стремлением последнего «к регламентации вообще отношений между сословиями, особенно между помещиками и крестьянами», а также идеей создания «социальной структуры, напрямую подчиненной носителю верховной власти», с чем можно согласиться, хотя это объяснение не охватывает всего комплекса причин, заставивших этого прирожденного консерватора думать об ограничении помещичьей власти над крепостными. С другой стороны, политика Александра I здесь, по мнению автора исследования, была подчинена «планам конституционной реформы» (с. 41). С нашей точки зрения, автор преувеличивает реальность конституционных «потуг» этого монарха и его так называемого «либерализма» (с использованием этого термина для крепостнической эпохи истории России мы не согласны).

Некоторая новизна присутствует в формулировках автора книги в отношении причин активизации реформ в сфере крестьянского вопроса при Николае I. «Наступление» на крепостное право обусловливалось необходимостью укрепления абсолютизма, ослабленного кризисом междуцарствия и декабристским выступлением. Речь также шла об изживании хозяйственно-экономического и финансового кризиса, вызванного наполеоновскими войнами (с. 46). С этими положениями мы согласны.

Надо также было модернизировать отсталое сельское хозяйство; при этом автор (опираясь на единичное мемуарное свидетельство 1839 г. А. О. Смирновой-Россет), весьма ответственно утверждает тезис о понимании императором Николаем того, что крепостное право тормозит дальнейшее развития страны. К решению данного вопроса его подталкивали крестьянские выступления, «расшатывавшие государственный и социальный строй империи», о чем доносили автору руководители III Отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии (с. 47-48). Оба этих положения выглядят не бесспорно, хотя доля истины в них имеется.

Этих реформ требовала и международная обстановка, престиж империи. Имелся и «субъективно-идеологический аспект»: Николай I отбросил «политико-конституционные» проекты Александра I, но сохранил все остальное, а именно идею модернизации всех уровней государственного управления и переустройства жизни общества «путем длительных преобразований «сверху» и просвещения народа», в контексте которых решение крестьянского вопроса было необходимым звеном. Наконец, по мнению автора книги, имело место и осознание в верхах империи того, что развитие крепостного права, дошедшее до состояния «рабства», не было основано на законах, а произошло «в большей степени на основании обычного права» (с. 48-49). Эти положения Т. В. Андреевой можно принять.

Говоря о деятельности ряда секретных комитетов, автор обращает внимание на то, что их деятельность отражает «наличие элементов единой правительственной программы решения крестьянского вопроса, хотя исходящего от самого Николая I программного документа не существует», причем очевидна преемственность с александровским временем особенно в плане разрешения проблемы запрещения продажи людей без земли и вообще положения дворовых людей, «вобравшего в себя наиболее одиозные и «злоупотребляемые» черты крепостного права». При этом Т. В. Андреева считает, что к началу 1830-х гг. «власть очень близко подошла к радикальному разрешению данного вопроса» (с. 53-54). Однако этому помешали, кроме сопротивления в самой императорской семье, «революционные события» во Франции и Бельгии, а также Польское восстание, которые усилили «идеи национальной самобытности в политической идеологии власти» (с. 67-68), которые, судя по мнению автора, противоречили разрешению крестьянского вопроса, что выглядит достаточно странно, тем более что в дальнейшем все эти проблемы вновь были возобновлены на высших этажах власти, о чем пишет далее автор.

Из принципиальных позиций Т. В. Андреевой можно также назвать тезис о том, что первоначально (например, в 1827 г.) император Николай был готов пойти на безземельное освобождение, и лишь с 1834 г. стал считать его невозможным (в частности, автор опирался на высказывание императора в беседе с той же А. О. Смирновой-Россет). При этом новая установка Николая I на освобождение крестьян с землею была вызвана неудачей «остзейского эксперимента» 1816-1819 гг., приведшего в эпоху его правления к «тяжелому экономическому положению свободных, но голодных поселян», активным участием подобных пауперизированных слоев в революциях 1830 г. в Европе, а также удачными, по его мнению, инвентарными реформами П. Д. Киселева в Дунайских княжествах (с. 104-105). С нашей же точки зрения, Николай I уже с начала царствования был против подобных «остзейских» экспериментов, во всяком случае, колебания его здесь были налицо, что отразилось как раз в деятельности Комитета 6 декабря 1826 г. Он пытался совместить (по крайней мере, в перспективе) личное освобождение крепостных с сохранением их на помещичьих землях (в духе позднейшего «паллиативного», по выражению автора книги, указа 1842 г. об «обязанных крестьянах») (с. 114).

Т. В. Андреева полагает, что у предшественника Николая – императора Александра Павловича – эволюция взглядов и политики шла в обратном направлении: вначале он отдавал предпочтение освобождению крестьян с землей, а затем стал все более склоняться к безземельному освобождению (с. 130), с чем мы не можем согласиться. С нашей точки зрения, Александр I следовал здесь иной логике: любой вариант с любым освобождением крепостных его устраивал как в начале царствования, так и в его конце. Какой из них реализовывался в той или иной ситуации, тому он и следовал.

Обращает на себя внимание в работе Т. В. Андреевой и почти полное отсутствие анализа работ николаевских реформаторов после 1842 г., связанное, видимо, с нежеланием автора повторять представленные в существующей историографии факты и истины, однако сворачивание активности в сфере крестьянского вопроса сводится здесь, в основном, к тому же утверждению «идеологической доктрины национальной самобытности», в связи с которой «преобразовательные ресурсы власти истощались, а Россия теряла время, отпущенное ей для своевременных кардинальных реформ» (с. 133).

Переходя к анализу опубликованных автором (в том числе по большей части впервые) проектов решения крестьянского вопроса, занимающих три четверти книги, отметим преобладание в них документов по государственным крестьянам, отсутствие материалов по последнему десятилетию правления Николая I, а также явно недостаточное количество дворянских проектов решения данной проблемы. Понятно, что объем книги не позволил включить сюда много других материалов. Однако следовало все же их распределить, например, по времени существования того или иного комитета. Стоит обратить внимание и на другие недостатки этой публикации. Автор ее не всегда ссылается на уже известные публикации данного источника или упоминания о них у других историков (с. 179, 240, 259, 302 и др.).

Спорными являются принятое автором безо всякой критики утверждение о первом секретном комитете, датированном С. В. Мироненко (в свое время) примерно 1818-1819 гг. (с. 200), факт подачи адреса монарху в 1816 г. гипотетическим Обществом дворян Петербургской губернии по делу освобождения крестьян при участии в нем В. П. Кочубея, А. С. Меншикова, П. А. Строганова и А. Ф. Орлова (с. 432). Среди инициаторов создания Общества 1820 г., созданного в круге братьев Тургеневых и П. А. Вяземского также для крестьянского освобождения, совершенно неверно назван В. Н. Каразин (с. 432), косвенное участие которого в нем в определенной степени и привело к его краху. Генерал-прокурор России начала XIX в. А. А. Беклешов назван Беклемишевым (с. 272), а диктатор польского восстания И. Г. Хлопицкий – Ю. Храповицким (с. 583).

Но в целом, данная книга представляет серьезный интерес для исследователей политики самодержавия по крестьянскому вопросу в эпоху правления Николая I.

Вернуться в номер